Дань Дантистам, или Сто Матов Стоматологам...

– Я сберегу вам время, – сказала она. – Я стоматологическая сестра. Знаете, занимаюсь хозяйством у зубного врача в кабинете. – Она часто так рекомендовалась. Сама не знала почему. Может быть, потому, что это пресекало всякие догадки, и никаких вопросов больше не задавали. Люди не любят долго говорить о зубоврачебных делах…
Джон Стейнбек. Заблудившийся Автобус.
Глава I, в которой убедительно рассказывается, что цемент прочнее кости.
– Фисташек хочешь? – спросил меня по-понедельничному помятый Серёга, посасывая пиво на лавочке в парке перед Администрацией города.
– Бл*дская привычка! – гордо ответил я фразой из фильма и отобрал у него пакетик.
С первым же недоразгрызенным орешком в нижней челюсти что-то предательски хрустнуло и заскрежетало на зубах.
– Бл*дь! – сплюнул я.
– Ну вот... И симптомы, и диагноз совпадают! – заржал Серый.
Окатив его презрительным молчанием, я углубился в изучение сплюнутой кашицы.
"Сука, по-любому, пломба вылетела!" – преждевременно подумал я и, само собой, оказался неправ. Проверить это оказалось проще простого: эдаким французским поцелуем в условиях отсутствия партнёрши.
Задумчиво ковыряюсь шустрым язычком в нижней челюсти. Провожу диагностику, так сказать. А ведь со стороны это вполне могло быть воспринято кое-кем как предложение погонять в моей, заметьте, ротовой полости свой не особо озабоченный полом партнёра диагностический аппарат. Уж больно призывно, по ходу дела, выглядел снующий туда-сюда бугорок на щеке, раз уж даже Сергей тактично отвернулся и с преувеличенным интересом принялся рассматривать фасад здания ФСБ. Даром что женатый и с детями уже...
Мрачное чугунно-скороходное пророчество "Пидоры Идут!" на тот момент времени не сбылось. Беда пришла с другого фланга. Пломба, зацементированная ещё в четвёртом классе весьма средней школы, выдержала охеровую провокацию. Копать-колотить, да за ради одного только этого стоило ходить и в четвёртый, и в одиннадцатый класс! А вот стенку полого, что твой пенёк, зуба, которая должна бы, по идее, этот самый сгусток совкового зубоврачевания держать, вот её-то как раз – как фисташкой снесло.
– Серго, вот ты как разумеешь, – занял я язык более невинным делом, – что паршивей: если выпадает пломба и гнидой оказывается дантист, или если эта самая пломба настолько опупительная, что тупо выпинывает к *беням сам зуб?
– Я тебе так скажу... – задумчиво мычит Серёга. – Херовей, если это у меня. А так – да мне ли не посрать?
– Вот за что я тебя, паскуду, люблю, так это за тактичность! – мило улыбаюсь и, сплюнув кровью на белоснежный серёгин кед с логотипом Nike, шагаю к машине.
Глава II, в которой герой придаётся юному натурализму.
Сказать, что у остатков зуба сдали нервы – это здорово смягчить краски. Нерв не нервничал, нет. Он, падла, истерил. Основательно, самозабвенно и со вкусом. Пульсируя, словно тинейджерский пенисишко при случайном, хе-хе, дружеском визите в дамскую душевую. Причём, как и всякий безродный космополит, нерв с высокой колокольни и с большим таким прибором класть хотел на часовые пояса и тёмное время суток. Хотел класть и весьма успешно это делал.
Монотонная пульсация в левой части челюсти в три часа ночи – не самое лучшее снотворное, надо сказать. Проверено электроникой. По данным, предоставленным электронным будильником, я ворочался уже второй час. Считать овец не хотелось – сочувствующие физиономии дамского пола коллег по работе приелись ещё днём.
Просветление пришло внезапно. "Доктор сказал в морг – значит, в морг!" – подумалось мне. "Бинго!" – подумал я в ответ. Решительно поднялся с кровати, переложил на подушку слабый анальгетик в лице кошки и поковылял в ванную, по дороге разжившись парой зубочисток.
Ощущая себя эдаким гибридом великого хирурга Пирогова и мазохиста-альбиноса из Opus Dei, я обдал жало зубочистки струёй крутого кипятка, процедил сквозь зубы: "Castigo corpus meum!" и приступил к тому, чего процедил. К умерщвлению собственно плоти.
Обгрызенная до остроты комариного поца зубочистка вонзилась в десну. Акелла спросонья промахнулся. "Ах же ж ты пидоро*бина расх*ежопенная!" – пробормотал я свою счастливую мантру. Вдох-выдох… Вторая попытка. Есть! Попал под пломбу.
С интересом разглядывал добычу с раскопок. Хммм… Вроде ж я и не ел сегодня ветчины… Меж тем дефлорация внутренностей зуба продолжалась. Не сказать, чтобы особо успешно, правда. Скрутило ещё пуще. На память пришёл анекдот: "Сижу, гвоздём в ухе ковыряюсь… Вдруг – х*якс! И звук в телевизоре пропал…"
Ещё меча багрится кровосток… Запулил алую теперь уже зубочистку за стиральную машинку, двухвосткам на радость. Мудачий нерв завёл перфоратор в зубе на полную. Я понял, что так жить нельзя. Все герои Руси изначальной встали предо мной, как... впрочем, ну их, эти анатомические аналогии!
Три секунды тупого раздумья – и выход был найден. Причём не какой-то там компромисс или копромиссис, а самый что ни на есть мужской, достойный всяческого дамского преклонения и прочего мужикастого респекту. Проблему было решено залить спиртом.
Глава III, венедиктианская.
И немедленно выпил…
Глава IV, в которой мы застаём продолжение банкета.
После внутреннего применения двухсот граммов огненной воды ошалевший от резкой смены темы нерв дал о себе знать. Я вспомнил, для чего, собственно, полез в бар-то. Отхлебнул из горлышка, поцедил водку меж зубов. Получилось очень по-пацански – хоть сейчас шагай на лавочку грызть сэмачьки, бряцать на гитаре "Централ" и ловко промахиваться окурком мимо урны.
Привычный спиртовой привкус постепенно приобретал какие-то готичные оттенки. Интереса ради я решил не глотать. Ну, просто для разнообразия, так сказать. Сплюнул в раковину. "Кровавая Мэри" – мелькнула мысль: "Дракула микс"…
– Тебе меня не одолеть! – злорадствовал нерв. – Нет у тебя ничего, чем меня зацепить!
– Ха! А еслиф найду? – на выходе из пацанячьего образа подумал я, склоняя голову на бок и прицельно опрокидывая бутылку на мятежный зуб.
Наверное, то же самое чувствовал жидкий терминатор Т-1000, когда его заморозили азотом. "Хер с вами! Вы победили в битве, но проиграете войну!" – затаился оглушённый нерв. Насвистывая мелодию из Happy Tree Friends, я включил компьютер. Сдобренный кр.алк.напом организм потянуло на развлечения.
"На рентген бы надо сходить с утра…" – запивая остатками беленькой три таблетки темпалгина, проявил я сознательность.
На экране мой персонаж-побирушка уже вовсю мародёрствовал, обшаривая трупы человеков в тяжёлой броне, убиение которых только что подняло его на 76-ой уровень. С неописуемым наслаждением я вручную замесил насмерть докторишку, обретавшегося за звуконепроницаемой стеной на подземном этаже военной базы супостатов. Мне было приятно считать, что это был зубовраждебный стоматолог…
Анестезия в бутылке внезапно закончилась. Вопреки фактам из биографий обоих Джимов (что Моррисона, что Хендрикса), с колёс со спиртом не вставило. Но, опять же, и зуб пока не беспределил. Наваливалось блаженное алкогольное отупение…
Winamp в наушниках переключился на нечто из репертуара гречанки Деспины Ванди. "П*здина Манди" – мелькнуло фоном. Мораль: нажрался – на баб потянуло...
На этой мачо-мысли сознание милостиво покинуло задрыхшую в кресле тушку…
Глава V, в которой героя насквозь видно.
Звонок знакомому главврачу избавил меня от необходимости в полной мере погружаться с утра пораньше в волшебный мир ожидания своей очереди в длинном, как бычий цепень, больничном коридоре.
Бормоча под нос волшебное заклинание: "Бл*, я – панда!", я пробился через строй пенсионеро-пионеров, голосящих: "Вас тут не стояло!", и покорно скинул кроссовки на пороге рентген-кабинета.
Через полчаса я стал счастливым обладателем маловразумительных снимков фрагмента собственной нижней челюсти. Весь мир лежал у моих ног, но я спустился на цокольный этаж здания поликлиники. "И почему это у них стоматолог так запрятан?" – озадачился я, но тут же улыбнулся, вспомнив ночной эпизод в игрушке.
Доктор мне сразу понравился. И даже не потому, что на внутренней стороне двери у него висел постер фильма "Девять Ярдов". И не потому, что у него в ассистентках ходила чудесная рыжая бестия. Ну, точнее, не только поэтому. Просто первыми его словами при взгляде на гордо протянутые ему фото были: "Ох, вот это них*я себе!"
Тут я, надо признаться, струхнул. Сейчас он мне скажет, что в мой зуб вторглась смертельная инфекция, которая заразила всё вокруг и уже прихлёбывает спинномозговую жидкость, запивая её семенной – и что тогда? Идти учителем труда в школу-интернат? Или, ещё того хуже – на эстраду? Ущербных там любят…
– Вам когда этот зуб делали-то? – оторвал меня от созерцания моих на зависть невротъ*бенных карьерных перспектив доктор с символичной фамилией Зубков на бейдже.
– Да я ещё октябрёнком был… – поднапряг память я. – Лет тому пятнадцать, а то и поболе, наверное.
– Я к чему тебя спросил-то… – стоматолог стремительно перешёл на "ты", небрежно присев на край стола. "Точно п*здец!" – спокойно отметил про себя я. Вслух же выдавил только: "А?". Зубков продолжил: – У тебя просто под пломбой обломок сверла остался. Я таких уже и не помню…
– Всего-то?! Сверло забыли? – я облегчённо провёл рукой по лбу. – А я-то уже тут прощальную речь готовить начал по такому случаю…
– Ну, это-то никогда не помешает! – док приятельски шмякнул меня по плечу и глазами показал на пациентское кресло. Глянул за спину и, убедившись, что ассистентка куда-то вышла, доверительно добавил: – Ты бы видел, как некоторые дамочки по привычке в нём устроиться пытаются…
Глава VI, в которой вершится таинство дантизма.
Когда отпустил наркоз и стало ясно, что мышьяк таки одолел хитрожопый нерв, день уж клонился к закату. Ремонтные работы были назначены на следующее утро. Как говорилось в одном хорошем фильме: "Джонни, сделай монтаж!"
Итак, утро среды…
– Проходите, садитесь, устраивайтесь поудобней! – ворковала рыженькая медсестричка в ослепительно белом халатике и улыбке.
Оживив в памяти все просмотренные в детстве и отдрочестве немецкие документальные фильмы про голых людей, под которые так удобно накладывались на себя руки (сперва левая, а как устанет – так и правая), я тут же преисполнился предвкушения. Вот сижу я такой трогательно беззащитный и весь из себя дьявольски притягательный, вот она распускает свою огненную гриву – и вот мы уже неистово сливаемся куда ни попадя, заставляя краснеть иллюстраторов "Камасутры"...
Но, видимо, обладательница халатика в облипочку и прочих женских прелестей выросла в достаточно небогатой семье и видеомагнитофонов в детстве не тискала. Она зачем-то вышла в боковую дверь и вернулась уже с каким-то бородатым дядькой в повязке, наверняка снятой с павшего жертвой атипичной пневмонии китайского захватчика. "Какой такой кузнец? Не, нам кузнец не нужен!" – успел подумать я, еле-как опознав в дядечке доктора Зубкова. И тут он рявкнул: "Кингстоны открыть!!!"
Ну, я тоже не сухопутная крыса, даром что таёжная... Женьку Гришковца, поди уж, не один раз слышал с его флотскими побасёнками. Раззявил пасть как миленький, в общем.
Спасибо соседям по подъезду, расквартированным этажом выше, на жужжание бор-машины внимание попросту не обращалось. Перманентный ремонт, который они в спешном порядке заканчивали уже третий год, привил иммунитет к такого рода спецэффектам. Поскучнело. Посчитав, что зевать будет не совсем прилично (док ведь может пару-тройку раз в воспитательных целях пропирсинговать мне щёку), я начал думать, что из себя представляет зубной нерв.
Послушно сплёвывая по команде Зубкова, я почему-то рисовал себе нерв в виде какого-то слизня из психоделичных мультяшек про Алису. Он был чем-то вроде оракула в алисиной битве с кариесом, пародонтозом и – с какого-то перепугу – циррозом. Наверное, дальше по сценарию шёл леденящий кровь заговор и зубодробильный (о! правильное слово!) финальный поединок… Но тут в кабинет вернулось рыжеволосое чудо, и все фантазии как-то незаметно перетекли из разряда ЛСД уже куда-то ближе к БДСМ…
Люди, как уже отмечалось, не любят долго говорить о зубоврачебных делах. Каких-то полчаса я был выставлен за дверь. Тридцать один образцово-показательный зуб плюс один контуженый так и рвались в неравный бой со всеми солёными сухариками, грецкими и прочими орехами мира. Особенно они жаждали плоти фисташек…
Глава VII, вместо эпилога…
У каждой пятницы есть лишь один недостаток – как ни верти, а через два дня снова надо имитировать трудовой процесс… Но именно сегодня это волновало нас в самую последнюю очередь: по причине короткого рабочего дня уже в половине четвёртого мы вовсю топили баньку на серёгиной даче.
На сей раз было решено обойтись без шашлыка – наши гламурные девчата вознамерились приобщить нас к азам восточной кухни. "Сырая рыба с рисом" – осмыслили мы новость и тупо из вредности взяли два литра виски: "Сакэ, звиняйте, не завезли…"
С ужасом узнав, что суши с начинкой из шпротов в меню не предусмотрено, я крепко призадумался. Кроме шпротов, я признаю только одну рыбу – колбасу. С ней тоже нефэншуйно вышло. В итоге, после заверений в три голоса и шесть рук, что это просто пальчики оближешь и вовсе даже рыба как таковая там не чувствуется на вкус, я махнул рукой. В конце концов, что я теряю? Ну, подумаешь… Ну, и наклюкаюсь чуть быстрее обычного. Всё одно никто не заметит, раньше склеятся. На том и порешил.
Заказали на шестерых. Набор суши в максимальной комплектации, из расчёта на оголодалость и скидку за мелкий опт. Когда заказ был доставлен и сервирован, несколько секунд на столе перед каждым из нас находилось по Советскому Союзу...
Вискарь, только что с ледника, начислен по стопарикам, каждому по потребности. Католики предваряют трапезу молитвой, алкоголики же – тостом. Откашлявшись, встаю и, обращаясь к прекрасной половине присутствующих (ну, не на Серёгу же с Санчесом смотреть), начинаю:
– Вот стою я перед вами, простые русские бабы… И думаю – до чего ж это дошла глобализация, а? Сидим, значит, мы тут, посреди сибирской тайги, хлещем американский самогон из посуды для хохляцкой горилки и заедаем всё это дело японским фаст-фудом… Граждане мира, туды нас в качель… Ну что ж, как у нас, у славян, говорится – лехаим!
Опрокидываю стопку. Кошусь на заинтересованно притихших окружающих. Понимаю, что они ждут, пока я зажую вискарик рулетиком суши.
С видом приговорённого, но непокорившегося героя какой-нибудь азиатской революции с пятого раза подцепляю-таки палочками наименее ядовитый с виду кусок. Двумя руками утрамбовываю вражью пищу в рот, орудуя палками с грацией слепого самурая, вооружённого установкой "Град". Обречённо сжимаю челюсти. Раздаётся неприятно знакомый хруст. Не жуя, заглатываю ролл. Вынимаю изо рта полураздробленную палочку.
– Холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими... – изрекаю я, некультурно лезу пальцем в рот и сплёвываю на ладонь дорасшатанный зуб. Достаю мобильный, набираю номер доктора Зубкова.
– Да, я Вас слушаю! – в ухе у меня раздаётся чувственный женский голос. – Доктор сейчас занят, меня зовут Алевтина. Я его ассистент.
– Добрый день, Алевтина! Я по поводу зуба... Два дня назад я у вас был уже... И три... – пускаюсь в объяснения.
– Да-да, я помню Ваш голос, конечно, конечно! Так Вы говорите, верхний правый на этот раз? Ага, записываю... В понедельник в полдень Вас устроит?
– Вполне, Алевтина... – и неожиданно для себя добавляю: – "Валя", да, уменьшительное будет?
– "Аля"... – звучит в ответ. – Ну, так мы Вас ждём! Всего Вам наилучшего!
Осколок зуба остался лежать на столе в беседке, когда я в очередной – который уже за неделю?! – раз побрёл полоскать рот водкой... А в голове всё вертелось и вертелось неподобающее случаю: "Ещё семь-восемь зубов – и она станет моей!!!"
© Vy†aL