История

Про Люську и цветы
У меня подруга одна есть. Ну, не подруга, так, знакомая. Девка на выданье. Но никак не выдастся чего-то. Колупается всё чего-то, выбирает. Довыбирается, чувствую+
А тут у нее хахель появился. Ну, как хахель? Поклонник такой. Приличный, кстати. Представился бизнесменом. В костюме всегда. Правда, мутноватого какого-то разлива. Зовут Эдиком. И, главное, видит, что взаимностью особой ему не отвечают. И всё равно ходит. Ходит и ходит. Настойчивый. Люблю, говорит. Жениться хочу. Измором видно решил взять.
И всегда с огромным букетом. А то и не с одним. Всю её с головы до ног цветам завалил. Квартира вся в цветах. Мусоропровод - в цветах. Помойка у подъезда постепенно стала неприлично вонять розами. Соседи, хошь не хошь, подсчитывають, какие же это бабки люськин хахель посредством люськи в помойку спускает. Получалось - немалые.
Ну вот. Ходил он, значит, ходил, а крепость все не падает и не падает. А даже наоборот. Укрепляет рубежи. Тогда он, хитрован упертый, переключился на маму. Через маму решил действовать. Потому что, конечно, на маму человек в костюме производит гораздо большее впечатление. Да в галстуке-то. Да с букетом. Да трезвый. Весь такой положительный. Ну, а что с акцентом слегка, так мы же интернационалисты неебаться.
Придет, значит, тук-тук, а вот и я с букетиком. На маму букет в три обхвата - хлоп! Мама, знамо: "Ах, Эдуард! Ну что ж Вы так тратитесь? Это же огромные деньги!" Эдуард, знамо, смущаясь и краснея: "Право, не стоит, Софья Николаевна. Какие пустяки, ей богу. Вдруг Люсе все таки будет приятно" И шасть на кухню чай с мамиными плюшками пить. За жизнь разговаривать. Друк семьи, значит, такой. И как бы к Люське он уже и не пристает особо. Типа, смирился. Так и идет всё. Он в дом. Люська за дверь, от греха. А хахель с мамой на кухню чай пить. С плюшками... Ну и превратил, змей, знамо дело, маму в этакого троянского коня. Стала мама потихоньку, а потом всё настойчивей Люське мозги мыть. Смотри, мол, Люська! Доиграешься! Чего, мол тебе, Люська, не хватает?! Человек ходит и ходит. Букеты носит и носит. Уж скоко денех извел. Уж пол-квартиры поди извел на эти цветы. Уж оддалась бы ты ему+ рукой и сердцем, глядишь, пол-квартиры бы уж накопили. Мыла, мыла, пока окончательно не достала и не состоялся меж ними такой диалог.
- Иди, мама, пожалуйста, в жопу! Вместе с этим своим Эдиком, нищебродом.
- Да как тебе не стыдно?! Как не стыдно тебе?! Как язык твой поганой повернулся?! Ты гля, скоко он на тебя денех, дуру, потратил!
- Каких денег, мама? Каких таких денег? Он что, хоть раз принес коробку конфет? Шампанского бутылку? Тортик? Хоть сраный вафельный тортик он тебе принес? Нет? Только плюшки твои жжжррррет рррегулярно!
- Стыдись, доча! Человек без охапки роз за пять тышш порог дома не переступил ни разу! Нет, это ж надо такое сказать+
- А ты считала? Может он тебе чеки показывал? А? А обратила ли ты внимание, мама, сколько эти розы стоЯт?
- Да скок стоЯт+ Да какая разница, скоко стоЯт, если он назавтре новую охапку ташшит? А то што вянут оне, дак это примета известная. Не любишь ты ево - вот и вянут цветы-то.
- Любовь моя, мама, тут совершенно ни при чём. Эдик этот твой, мама, известный бизнесмен. В Бирюлеве на рынке цветочную палатку держит. И всё, что завтра утром на помойку выкидывать, он нам сегодня вечером и тащит. Очень удобно: и за вывоз мусора платить не надо.
- Ох тыы+ И чево теперь?... Чево теперь делать+ А человек вроде хороший+
- Что значит "Чево делать?" Радоваться, мама. Радоваться, что человек хороший. И, главное, что он цветами торгует. А не консервами. И плюшки греть.
- В смысле?...
- В смысле - чайник ставь. Вон твой цветочный король с клумбой прётся.
Ракетчик
Подлость потусторонняя
Федька попал в ад.
Не в смысле, женился неудачно, или там, например, устроился воспитателем в детский сад для детей олигархов, а в буквальном смысле - помер и по распределению был отправлен в Преисподнюю.
Этот факт не удивил бы никого из знавших Федора при жизни. Некоторые, наверняка, бы даже процедили "Туда ему и дорога", если бы знали. Впрочем, и так процедили некоторые подлые товарищи. Даже те, которые атеисты. Так уж повелось в многоквартирных домах, что пьющих трубачей почему-то не очень любят соседи. Самого Федора распределение тоже не очень чтобы расстроило.
- Ну а чего? Я ж атеист. - прояснял он свою позицию, человеку стоявшему позади него в длинной очереди, очень похожему на работника паспортного стола - Зато я жизнь отгулял. Как хотелось. Я, по правде, вообще не верил, что что-то будет после того как помру. А тут, оказывается есть. Все одно повеселее, чем раз - и выключилось все.
Человек, впрочем, не разделял радости Федора, безутешно плакал и причитал:
- Кто ж знал-то? Они ж ходют толпами... Кто ж выдержит... И не хамил вроде особо..
"Ад! Круглосуточно!" приветливо моргала неоном вывеска над воротами. Человек позади тихонечко завыл.
- Да, да. Тут-то тебе и капец. - поддержал Федор человека - Я думаю? тебя заставят вечно стоять в очереди за какой-нибудь бумажкой. А когда кончится вечность, объяснят что ты не все документы принес и отправят в конец очереди. Нечего и бояться.
- Я на тебя потом посмотрю. - непонятно пригрозил плакса и зарыдал еще сильнее то жалости к себе.
- И думать забудь. Это ж Ад, чувак! - хлопнул Федор человека по плечу - Никто тебе не покажет приятного на вид человека, вроде меня.
- Смелей, грешники! - гаркнул Федор назад и шагнул в открывающиеся ворота.
Хорохорился, конечно, подлец. Боялся ведь, что изобьют его ногами сразу за порогом. Или покажут сериал "Моя прекрасная няня". Или заставят на трубе сыграть песню Тимати "У нас в клубе". Ну или еще какое мучение учинят.
Однако, ад не был бы адом, если бы действительность не оказалась ужаснее любых ожиданий. За конторским столом восседала бывшая теща Федора, Елизавета Макаровна, обряженная в футбольную форму, ненавистного Федору ЦСКА.
- Это отвратительно! - возмутился Федор - Я, конечно, ожидал от вас, Елизавета Макаровна, любой подлости, но чтоб так...
- Ага! Попался, голубчик! - нараспев пропела Елизавета Макаровна - Небось не думал, не гадал, что ко мне вернешься?
- Нет! В том что вы здесь карьеру сделаете - я нимало не сомневался. - сказал Федор - Мне отвратительно другое! Неужели не было больших размеров вашей одежды? Зачем эта облипочка? Все складки видны! Фу на вас! И после смерти в вас ни грамма вкуса! Что не может не радовать. Я всю жизнь в вас не ошибался. Удивлен, что мне не присвоено звание Великомученника. Крайне удивлен!
- Это подло! - закричал чертик, сбрасывая личину Елизаветы Макаровны - В вашем случае не испытывать мучений, при виде начальствующей тещи - подло и бесчеловечно. Меня ведь наказать могут за такие ошибочки.
- А нечего мудрить тут! - строго отрезал Федор - Антуражем запугивать музыканта, отыгравшего на тысячах халтур, по меньшей мере, глупо. Делайте свое дело. Мучайте. Масло, небось, раскалено уже в котлах? Пилы, клещи и тиски уже приготовлены? Вот и давайте.
- Бред какой. - поморщился чертик - Какое масло, какие пилы? Зомбированный какой грешник пошел. Религиозной пропагандой промытый. По-другому у нас все. По-другому... Вот вы, например, что любите?
Чертик достал блокнот и приготовился записывать.
- Что я люблю... Как все, наверное... - даже как-то растерялся Федор - Пожрать, наверное. И чтоб мясо обязательно. Раза три в день. Жилье чтобы на невысоко. Соседи чтоб глухие были. Чтоб диван удобный. В холодильнике, чтоб завались всегда было. Бар недалеко и там нахаляву чтобы. Ну или за игру на трубе чтоб наливали. Женщины чтобы красивые. И грудь - третий нумер. И сговорчивые. Ну и работать чтоб в свободном графике. И по телевизору чтоб интересное показывали. Всегда. И никаких профилактик. Каналов 80 надо. Чтоб долго щелкать. Ну и... и порнушка ночью, конечно... Ну, пожалуй и все. Вы успеваете записывать?
- Записывать? - хихикнул чертик - Вы с ума сошли, Феденька? Я вычеркиваю!
- Это подло!! - возмутился Федор и продолжил скороговоркой - Еще мне нравится когда поют все кого крутят по Муз-ТВ, включая Жасмин, группу Тутси и Олега Газманова! И дом-2 очень люблю! И Фабрику Звезд! Чтоб круглосуточно! Очень люблю когда в туалете сидишь и понимаешь, что бумага туалетная закончилась и книжки ты вчера из уборной на полки вернул. А газеты выкинул. А еще люблю очень, когда соседи сверху ремонт делают и перфоратором работают. С семи утра и до трех ночи. Когда пиво в магазине рядом заканчивается, а до следующего 18 остановок на переполненном автобусе - обожаю просто! Без денег оставаться, а до получки еще 29 дней - это вообще оргазм! А еще обожаю, когда приходят домой и часа три говорят "Не так ты живешь, Феденька. Надо же по-другому"...
- А вот это записано! - захохотал чертик - Желание клиента - для нас закон. Спасибо, Федор!
- Вот черт! - сказал Федор - Тварь подлая!
- Спасибо еще раз, Федор. - поклонился чертик - Теперь мне дадут пару дней к отпуску. А теперь о вас. Вот вам адрес. Загнитово шестнадцать, дробь сорок пять . Шестнадцатый этаж. Самый верхний. С крышей непорядки. Как и с лифтом. Зато балкона нет. И вода не доходит. Ни холодная, ни горячая. С восьми утра - на работу. До восьми, разумеется. Иначе из получки вычитают. Работа непыльная - будете вслух, с выражением, зачитывать реплики из чата "Знакомства. Кому до 16". За смех - штрафуют. Вроде как и все.
- Жуть какая. - ужаснулся Федор - Каждый день так?
- Ну что вы? - успокоил чертик - Мы же не звери какие. В среду - боулинг. По пятницам - открыт бар с пивом и танцами. Суббота и воскресенье - выходной. Работают кинотеатры. Вы привыкнете, Федор. Все привыкают. Хахах. Потому что выбора-то, все равно, нет. А теперь, марш к месту отбывания.
Федор зашагал по аду, к месту проживания. Вывесок и указателей, разумеется, не было никаких, а прохожие почему-то все оказывались приезжими. Смекалистый Федор спросил в продуктовом магазине как ему добраться до Самосадово три, дробь шесть, и , следуя указаниям, обнаружил свой дом с неработающим лифтом.
- Да и фиг с ним. - бормотал он, поднимаясь по лестнице - Ко всему привыкаешь. Не сахар, но ведь и не капец полный. Выживем. В среду на боулинг вон пойду. В выходные можно валяться. Книги читать. Пусть даже плохие. И от салатов никто не умирал. А если и умирал - пофигу уже. Помер ведь уже... А пугали - ад, ад! Ничего страшного ведь..
Он дошел до квартиры, открыл дверь, осмотрел убогое жилище, поцокал языком на плесень по углам, всплакнул при виде убитой сантехники и труб, взглянул на стену на кухне и закричал от ужаса.
Календарь ехидно сообщал - "Календарь на 5000 лет. Август 0 года" и ниже "13 августа - понедельник, 14 августа - понедельник, 15 августа - понедельник.....31 августа - понедельник". И совсем внизу "Можно не листать -понедельник будет всегда."
Ссора
Этот запах раздражал ее с самого начала. Запах его бывшей жены, который, казалось, поселился навечно в однушке, оставшейся ему после развода. Когда ее мужчина был рядом, все шло хорошо. Но стоило ему уйти на работу, а ей остаться в пустой квартире, как этот запах начинал сводить с ума, выползая изо всех щелей. Сначала она надеялась, что приторно-сладкий аромат духов выветрится, исчезнет, но со временем поняла, что этого не случится. Источником был пакет белого кружева и ткани, бережно хранимый в шкафу. Свадебное платье бывшей, которое он почему-то не желал выбросить.
Жара стояла невыносимая. Она маялась целыми днями без дела, ожидая, когда он вернется с работы, а он уже который день ходил угрюмый, почти не обращал внимания на нее, и это начинало сводить с ума. Еле дождавшись, когда закроется дверь, она бросилась к шкафу и достала ненавистный пакет. Сев на кухне прямо на полу, стала с остервенением рвать ткань на кусочки, словно мстя за его настроение, и пустые дни, и свою ревность. Веря в то, что если исчезнет это платье и этот аромат, то все станет вдруг хорошо.
В коридоре раздались шаги. Счастливая, она бросила свое занятие и побежала его встречать. Он улыбнулся, поздоровавшись, устало снял пиджак и прошел в комнату.
- Ну как ты здесь одна целый день? Соскучилась? А у меня на работе+
На ходу развязывая галстук - завернул в кухню, продолжая делиться проблемами о скоте начальнике, не подписанном заявлении на отпуск и суке Марине из конкурирующей фирмы, на переговоры с которой убил полдня и обеденный перерыв. Она села рядом, и молча слушала, не сводя глаз.
- +и этот урод, который меня подрезал+
Молодой человек замолчал на половине фразы. Руки, державшие кружку и чайник задрожали, когда его взгляд упал на ворох белой ткани в углу.
- Ты что сделала?! - Заорал он вдруг.
- Да как ты посмела!?
Она сидела и молча смотрела на него.
А потом он ударил. И еще. Целясь в незащищенный живот, голову, спину, выкрикивая что-то.
Он бил долго, выплескивая всю свою обиду на неудачи и боль.
Вдох. Удар. Выдох. Секунда. Вдох.
Выволок в коридор, и, открыв дверь, толкнул на лестничную площадку.
- Убирайся! Видеть тебя не могу, слышишь! Пошла вон!
На лестнице было темно и холодно. Сил хватило только на то, чтобы отползти на два шага от двери, улечься на коврике и тихо-тихо заскулить. Боль толчками разливалась по телу с каждым ударом сердца. Мысли путались, и двигаться было невозможно.
Он вернулся в кухню, поднял то, что осталось от платья, сложил и отнес обратно в комнату. Все еще тяжело дыша, достал из холодильника запотевшую бутылку, налил жидкость в стакан, залпом выпил. Затем размахнулся и швырнул стакан в стену. Со звоном посыпались осколки. Сел прямо на пол, дрожащими руками прикурил сигарету и заплакал.
Утром, выходя на работу - он споткнулся обо что-то на темной лестнице. Избитая им вчера овчарка лежала перед дверью и смотрела на него влюбленными глазами, непонимающими и полными слез+
сюнька